Ему тяжело дышать, грудь сковывает судорога, до боли сжимающая в грудной клетке под сердцем. Паническая атака? Вряд ли. Прескотт не нормирует дыхание, вспышки воздуха ослепляют сознание, вынуждая видеть хуже, соображать быстрее в приступе выброса адреналина в кровь.
Он обгоняет лёгкий пикап, грубо подрезая его, едва не притираясь бампером, за спиной быстро затихая взревел сигнал гнева. Нейтана не слышит. Он сжимает до белоты костяшек рельеф руля, а носок вжимает педаль газа почти до упора, выжимая максимум из несомненно мощной машины.
Он петлял, вылетая на встречную полосу, возвращался обратно, сопровождал свои маневры визгливым скрипом шин и более грубым - сигналом, заставляя
Он в гневе, пытается его сдержать, не выходит; пара таблеток, проглоченные без воды, не работают при нарушении курса приёма так сразу, как хотелось бы. Но для Нейтана это не аргумент. Он не думает.
Едва не въехав в борт припаркованного ниссана на парковке около академии Блэквелл, Прескотт, бросив собственную машину почти на сплошных линиях, выскочил из нее словно ужаленный.
Ноги его несли прочь. Как можно дальше. Будто бы раненого зверя в конуру.
"Не смей, НЕ СМЕЙ называть МЕНЯ "Нейти"," - циклится в голове, но не произносится ни сейчас, ни тогда.
В поместье Прескоттов сам Нейтан был нечасто. Так же редкостью было застать Шона Прескотта, отца юноши, дома. Вечно занятой бизнесмен был дома только во время отпуска, и шанс пересечься двум мужчинам семьи был практически ничтожен, но...
"НЕ СМЕЙ ЗВАТЬ МЕНЯ" "НЕЙТТИ", " - мысль повторяется невысказанной обидой. Он думает о том что не мог сказать отцу, слушая то, как его вновь смешивают с грязью.
Он не видел причин для того, чтобы посещать не интересующие его занятия, прекрасно зная, что даже в его отсутствие преподаватели дотянут его до приемлемых оценок. Нейтана не волнует его будущее - оно уже предопределено свыше, но он, как отчаявшийся, пытается разломать лодку в которой идёт по течению, но не получается. У него получается саботировать режим вне видения штата учителей, строя перед ними пусть и хамскую, но картинку идеального ученика. Нейтана одергивает себя за ворот багровой ветровки. На улице душный воздух обволакивает и закрывает в свои объятия, но имидж не позволяет Прескотту снять верхнюю одежду. Иллюзия защиты - то, в чем не признается Нейт даже своему психологу.
- Эй, Нейтан, - на входе в общежитие кампуса стоят однокурсник - не плохой приятель Прескотта, и один из завсегдаев вечеринок Циклона. Но продолжить он не успевает. Вместо панибратского приветствия ему в грудь прилетела ладонь, отталкивающая в сторону:
- Отъебись, - шипит Нейт, быстро шагая в полусумрак полдничного коридора.
Многие знали о том, что Прескотт достаточно вспыльчив. Он сам не до конца понимал, как сильно его гнев влияет на его здоровье в целом, на психику и решения. Ноги несли его дальше, а руки хватались за рукава, поправляя их. Тремор, сковывавший до самого затылка, пробирая онемением.
Но шёл, почти летел, Нейтан не в собственную комнату, хотя планы были запереться и замереть один на один с собой. Мысль остаться в тишине пугала так же, как пугала возможность зайти за черту невозврата.
- Виктория, ты здесь? – заранее чувствуя злобу от того, что Чейз не находилась на искомом месте, спрашивает Прескотт, костяшкой руки кратко ударяя в дерево, а после хватаясь за ручку двери и шагая внутрь.
Нейт не мог назвать ее своей девушкой. Не было слов любви за те годы общения под покровом Циклона в стенах Академии Бшлэквелл. Она была похожа на него, они красиво смотрелись вместе в броском свете мерцающих софитов, а ее уверенное поведение и почти ядовитая колючесть привлекала падкого на броские фигуры Нейтана. Виктория дополняла его. Уравновешивала и закрывала спину. Он был многим обязан и благодарен ей, но никогда не скажет об этом. Виктория находилась в его мертвой зоне, неприкосновенная королева Циклона.
И это знали все без лишних слов. Само собой разумеющееся.
- Виктория, - на выдохе говорит он замечая девушку, замирает, глубоко вздыхая, - Я был дома.
Ноги несли его вперед, и Прескотт начал мерять шагами небольшую комнатку Чейз, невпопад слов махать руками, и ведомый только своими мыслями.
- Он опять твердит одно и то же! – на повышенном тоне продолжает он, глядя будто бы сквозь Викторию. Ему необходимо высказаться о происходящем, потому что он не может молчать.
Но ему приходилось. Перед Шоном Прескоттом Нейтан робел, научился избегать взгляда и неудобных вопросов, умалчивать ответы. Обходить запреты и выходить сухим из воды.
- «Нейти, пора самому начинать заботиться о себе,» - передразнивает он слова собственного родителя, кривясь и замедляясь на долю секунды для того, чтобы вытащить из кармана ветровки пачку сигарет. Выбив искру зажигалкой и подпалив кончик сигареты, прикрытой от движения воздуха из окна ладонью, Нейтан сделал первую затяжку, вновь начиная свое рваное движение, оставляя за собой шлейф дорогого дыма, - Старый ублюдок.
Никто не знает о том, на сколько глубоки трещины во взаимоотношениях отцов и детей в семье Прескотт. Возможно, исключение сводилось только на Чейз, что только подчеркивало правило. Нейтан привык к тому, что за пределы комнаты не выходят его слова. Ему нравилось, что много не выходило за пределы  этой комнаты.
- Из-за того что какая-то шваль сдала меня Уэллсу, засняв то, как у меня берут дурь, - он вновь затянулся, - Это дошло до моего отца.
Ситуация патовая. Шон устал от собственного сына, но сломанный Нейт не был способен самолично пускаться в свободное плавание вот так просто. Это бесило. Злило. Он плохо контролировал свои действия и движения, не улавливал мысли, голова кипела, взгляд метался, замирая только на силуэте Виктории, но соскальзывал, будто бы он избегал прямого зрительного контакта.