He had the Stark face if not the name: long, solemn, guarded,
a face that gave nothing away.
- A Game of Thrones, Tyrion II
Между бровей у него пролегла едва заметная морщинка. Слова Дейенерис не ранили его - нет, нет. Его народ упрям, это факт, да и сам он думал также когда-то о вольном народе - "дикари, варвары, одичалые, мы смотрим на одни и те же звезды и видим такие разные вещи". Разве имеет он право злиться на Дени за такие выводы?
И всё-таки её слова оседают у него в сердце, оставляя горький, мерзкий осадок. Упрямые ослы - люди, которые кости сложили на алтарь северной независимости, которые отстояли Винтерфелл перед Болтонами, которые пошли за Джоном и Сансой лишь потому, что они от крови Неда Старка. Северной верности хватило на восемь тысяч лет, и северяне не думали отступаться от неё ради Дейенерис Таргариен и её драконов. Упрямые ослы.
"Если Рамси победит - живой я к нему не вернусь," - шипела Санса с тихой яростью в глазах когда-то. Упрямая ослица.
Губа Джона дергается, но он не меняется в лице.
Когда Дени дотрагивается до него, по спине у него бежит странный холодок - точно такой же, как в ту ночь, когда он постучался в дверь её каюты. Зачем он пришел к ней, на что надеялся, чем он думал - он понятия не имел. Как будто что-то потустороннее подхватило его и понесло, направляло его руку, захватило его тело, а ему оставалось только наблюдать со стороны, как кто-то очень похожий на него укладывает Матерь Драконов в постель и впадает в горячку. И сейчас - она касается его руки, заглядывает ему в глаза (в её фиалковых глазах пляшет пламя), уголок её рта едва изгибается в улыбке, и сердце Джона бьется быстрее. Он хочет её, хочет схватить за белые косы и взять её, не раздевая, и какая-то часть его хочет заставить её кричать так, чтобы весь Винтерфелл знал, кто согревает Матери Драконов постель (чтобы северяне шептались за спиной у Джона на каждом его шагу и поносили так, как не поносили даже Рамси Болтона).
Джон хотел рассказать ей о Роббе, о Джейн Вестерлинг, но не стал. К слову не пришлось.
Как же у него болит голова. Нужных слов всегда так мало.
- Это слишком опасно, - говорит он, не моргая. - Если мои подданые узнают, они не так всё поймут. Но если мы выживем, если мы победим...
Он улыбнулся так, как умел улыбаться только он один - пронзительно грустно.
Мы не выживем - страшная правда и причина, по которой Джон предал память лорда Эддарда и короля Робба с такой легкостью, будто независимость Севера не стоит и гроша ломаного, заключалась в том, что он попросту не верил, что наступит тот день, когда ему придется платить Дени по счетам. Нельзя вернуться из Сурового Дома, наивно веря, что Короля Ночи можно победить. Нельзя отдать ему дракона и надеяться, что что-то еще можно исправить. Но нельзя сдаваться ему без боя. У Джона нет морального права бросить Север на смерть - бросить Сансу на смерть, Арью, Брана. Они должны хотя бы попытаться, да только вряд ли Джон останется в живых и будет когда-либо призван к ответу за свою "клятву". Вряд ли Дени останется в живых, чтобы потребовать от Старков коленопоклонения.
Разве можно к одному человеку испытывать столько чувств разом?
Столько людей хотело моей смерти - я не помню их имен. Меня продавали, как племенную кобылу, заковывали в цепи и предавали, насиловали и оскверняли. Знаешь, что помогало мне все эти годы в изгнании? Вера. Не в богов, не в мифы, не в легенды. В СЕБЯ. В Дейенерис Таргариен.
Она привыкла к предательствам. Драконы принесли ей такую славу, что весть о них дошла даже до Джона, в его бытие на Стене. Он далеко не первый, кто оказался у неё порога из-за драконов, и нужно быть осторожным, чтобы не пойти им на корм, как его предшественники.
Её вопроса он сначала не понял, и несколько мгновений смотрел на неё с пустым выражением лица, и с ним же встретил её поцелуй, который вдруг показался холодным, как утро в богороще.
- Спасибо, что прислушались ко мне, моя королева, - улыбается он, мягко поддразнивая. Откуда, седьмое пекло, взялись эти слова, кто вложил их Джону в уста?! - Без тебя мы рыли бы не окопы, а могилы.
Джон поднялся с кресла, чтобы налить себе еще эля (ты слишком много пьешь), и, оказавшись за спиной у Дени, наклонился и поцеловал её в макушку.
- А на Стену я приехал сам, - признался он, зная, что это начало очень короткой и очень личной истории. Он держит карты близко к груди и осторожно выбирает слова, выдавая это за природную немногословность, но некоторые вещи готов открыть ей со странной готовностью. - Я бастард. В самый день моего рождения было ясно, что мне не положено ни земель, ни титулов, ни имени. Ничего. Я был неудобен лорду Старку и принёс слишком много горя его леди-жене. Ночной Дозор казался мне единственной возможностью послужить Северу и прожить жизнь не зря. Старки не выгоняли меня - они прислушались к моим мальчишеским воплям и разрешили мне уехать.
Три мощных глотка. Зачем он ей это рассказывает?
- Но если бы не Ночной Дозор - меня бы здесь не было. Умер бы вместе с братом, давным-давно. Зато теперь я ко... Зато теперь я рядом с тобой.
Интересно, знает ли Дейенерис, что Ночной Дозор - это клятва на всю жизнь? Он едва не проболтался. Он так и не пояснил, что имел в виду Давос со своим "кинжалом в сердце" - лучше забыть и не вспоминать об этом никогда. Джону хватило пяти минут в толпе дозорных, которые пялились на него, как на Белого Ходока ("Они думают, ты какой-то бог теперича", говорил Тормунд), чтобы осознать, что он не хочет себе такой славы. Не хочет быть чужаком, заглядывающим внутрь через окно, любующимся миром живых издалека.
[icon]http://s7.uploads.ru/t/c981S.png[/icon][nick]Jon Snow[/nick][status]all crows are liars[/status][lz]<div class="lz"><em><a href="ссылка_на_анкету">джон сноу, 21</a></em><sp>house Stark</sp><de>I've walked on water, ran through fire, can't seem to feel it anymore</de></div>[/lz]
